К сожалению, бывает, что учителя, высказавшиеся со слезами и возмущением о наболевшем перед корреспондентом, подвергаются затем гонениям и репрессиям свыше. А заодно «влетает по первое число» и директорам школ, «пригревшим» у себя бунтарей. Имея такой опыт, поневоле станешь осторожнее. Именно поэтому ни имен педагогов, пригласивших на встречу корреспондента, ни номера школы, в которой происходило стихийное собрание на большой перемене, мы решили не называть. Впрочем, ситуация настолько узнаваема, что реплики, приведенные ниже, могли бы принадлежать любому учителю. Не приведи Бог когда-нибудь еще увидеть плачущего от голода и унижения педагога.
– Горячев нас за что-то наказал в этом году. Посчитал, что слишком много нам платят. Во всех школах классы перетрясли, увеличили количество учеников в каждом. Я лично потеряла на этом двести тысяч из зарплаты: классов стало меньше, а работы больше.
– Мы ведем уроки в две смены, а пообедать в школе не имеем возможности – нет денег. А ведь надо еще и своих детей накормить. Зарплату задерживают. На что можно рассчитывать? Только на взаимовыручку. Но почему я, учитель первой категории, должна ходить по школе с протянутой рукой: «Сегодня не на что хлеба купить!». Какое унижение! Все равно, что у магазина стоять и просить подаяния. Неужели в государстве некому подумать о том, кого мы, голодные учителя, выучим, если не имеем возможности даже лишнюю газету купить, необходимую книгу.
– Надбавку, положенную нам на приобретение методической литературы, не платят с февраля 1995 года. А как я, историк, могу прийти к старшеклассникам на урок без свежей газеты? Учебник стоит сейчас 30-50 тысяч. На что его купить? В читальном зале, если берешь книгу на ночь, необходимо заплатить. Из каких денег?
– К нам в школу молодые специалисты пришли, умницы, отличные уроки дают. У них оклад – 187 тысяч, и тех еще не получали. А им-то на какие средства книги покупать?
– В учительских семьях дети голодные, сидят на одной картошке, если она есть. В магазин за хлебом придешь, ребенка от прилавка оттаскиваешь и глаза отводишь на его просьбу: «Мам, купи колбаски!».
– Я в сентябре позвонила в приемную Горячева и спросила даму, которая взяла трубку: «Вы есть хотите? Вы сегодня завтракали? А наши учителя нет и обедать не будут. Мы тоже люди, у нас тоже дети. Это чудовищно! Подумайте об этом!». И они подумали. На следующий день ко мне и в школу милиционеры пришли и дома у соседей интересовались: кто я такая, не алкоголичка ли. Я говорю, что вообще не пью, да и не на что. 40-й год в школе работаю, с таким впервые столкнулась. А с милиционерами мы мило поговорили, им, оказывается, тоже два месяца зарплаты не платили.
– Пластиковые карточки, которые нам обещают вместо денег, провалятся так же, как и ваучеры в свое время. Нам объясняют, что во всем цивилизованном мире ими давно пользуются. Я допускаю, что это так. Если бы мне давали зарплату три-четыре миллиона, такая сумма, естественно, вся сразу не понадобилась бы. А мои несчастные 300 тысяч рублей, долгожданные, разойдутся на оплату долгов моментально. Я кредиторам пластиковую карточку вместо денег не покажу.
Настойчивый школьный звонок и гомон ребятишек за дверью развел расстроенных учителей по рабочим местам – в классы. В затихающей школе, казалось, все еще звучит их крик о помощи, а в глазах все еще стоят слезы негодования.
Е. Гаврилова.
Симбирский курьер, 23.11.1996 г.
«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 7 (продолжение)
События, 18.6.1937